Ливанский специальный трибунал в международном контексте

Специальный Трибунал для Ливана - это первый международный суд, который трактует терроризм как отдельное преступление.

Рекламный щит, расположенный недалеко от центра города, который использовался для отображения цифрового отсчета рядом с надписью "Правда" и портретом бывшего премьер-министра Рафика Харири, теперь отображает лозунг "Эра справедливости". На соседнем перекрестке находится постоянный армейский контрольно-пропускной пункт, также недавно были возведены защитные стены, после серии подрывов начиненных взрывчаткой автомобилей, которая имела место в прошлом году и унесла жизни более 100 гражданских лиц.

В январе, Специальный Трибунал для Ливана (STL) провел свою открывающую сессию в Гааге, чтобы провести слушания по делу отсутствующих подозреваемых (все они являются членами "Хезболлы"), которые подозреваются в организации взрыва 14 февраля 2005 года, приведшего к гибели Харири и еще 21 человека. Будучи первым международным судом, трактующим терроризм в качестве отдельного преступления, он знаменует поворотную точку - не только для Ливана, но и для международного законодательства.

На фоне политического ландшафта Ливана в 1990-х, для которого были характеры полевые командиры и политические временщики, надзор за которым осуществлялся сирийским режимом, Харири, "сделавший сам себя" миллиардер, оказался проницательным политиком, поддерживавшим тесные связи с Саудовской Аравией и Западом, и получая при этом одобрение сирийцев.

Однако, его некогда теплые отношения с сирийцами охладели в 2004 году, когда он высказался против сирийского плана по продлению мандата тогдашнего президента Ливана, Эмиля Лахуда, срок полномочий которого закончился. Когда эскорт Харири был подорван мощной бомбой месяц спустя в Бейруте, многие пришли к выводу, что за этим стояли сирийцы. Совет Безопасности ООН создал комиссию для расследования убийства (Международная Следственная Комиссия ООН, или сокращенно - UNIIIC) и в последствии учредил международный трибунал, при взаимодействии с правительством Ливана. Специальный Трибунал для Ливана был официально открыт в 2009 году.

Деятельность трибунала вызвала ожесточенные дебаты, как в международных судебных кругах, так и среди ливанской общественности. Его сторонники говорят, что суд поможет совладать с безнаказанностью, которая долгое время характеризовала ливанскую политическую жизнь, особенно со времен гражданской войны 1975 - 90 гг. Противники же настаивают на том, что трибунал был создан как политический инструмент противодействия Сирии и ее местному союзнику, "Хезболле". Десятки тысяч ливанских граждан были убиты с момента начала гражданской войны. Поскольку не были предприняты достаточные усилия для того, чтобы привлечь виновных в этих преступлениях к ответственности, критики также доказывают, что STL дает сигнал рядовым ливанцам, что их жизни менее ценны, чем жизни богатых политиков с международными связями.

В 1982 году Ваддад Хельвани было 30 лет, она жила в Бейруте со своими двумя маленькими детьми, когда солдаты пришли за ее мужем. С тех пор его больше не видели. Будучи главой правозащитной группы "Комитет Семей Похищенных и Пропавших без Вести", Хельвани провела последние три десятилетия стараясь добиться хоть какой-то ясности, если не справедливости, для таких семей, как ее. Согласно оценкам, 17 000 человек пропало без вести во время гражданской войны.

После убийства Харири, она и другие родственники надеялись, что их собственные чаяния совпадут с таковыми власть имущих.

"Те, которым мы отправляли петиции, начали высказываться сходным с нами образом, поэтому мы исполнились оптимизма", - говорит она. "Но мы разочаровались, спустя некоторое время, мы поняли, что то, на что мы наделись, никогда не будет претворено в жизнь в Ливане... Все выглядит так, словно они хотят справедливости только в отношении премьер-министра".

Но для Ихсан Нассер, чей муж, Талал, работал охранником Харири и был также убит во время взрыва, суд является единственной инстанцией, которая могла бы установить истину относительно обстоятельств убийства мужа.

"День открытия трибунала, его трансляция в режиме реального времени по телевидению, и открытое проведение заседаний - только это дало мне толчок; это придало мне силы. Это вселило в меня уверенность, что будет достигнуто то, чего я домогалась годами, - справедливость", - сказала она.

Международные трибуналы часто подвергаются критике. Но STL сталкивается с более серьезным критицизмом: в политически раздробленном Ливане, его ограниченный мандат и тот факт, что никто из пяти подозреваемых не предстал в суде, породил вопрос относительно того может ли вообще суд привлечь виновных к ответственности и дать четкий сигнал потенциальным террористам. Тем временем, "Хезболла", которая настаивает на своей невиновности, отказалась выдать этих людей, поскольку она не признает легитимности суда. Кармен Абу Джауд, глава ливанской программы в рамках Международного Центра Переходного Правосудия, говорит, что STL был важным шагом сам по себе, но он должен сопровождаться усилиями по продвижению всеобъемлющей стратегии для преодоления последствий гражданской войны.

Точно так же, как международное сообщество "оказывает давление с целью формирования кабинета и проведения президентских выборов.... оно может оказывать давление на власти, чтобы те занимались крупными нарушениями и покончили с безнаказанностью", - говорит Абу Джауд. Ливанское общество "поддержит этот международный процесс, когда международное сообщество будет последовательным и заявит: "Мы озабочены также и другими преступлениями", поэтому, когда речь заходит о STL, она говорит: "Это хорошо, но этого недостаточно".

В 2005 году, шеф UNIIIC Детлев Мехлис открыто порекомендовал арестовать четырех симпатизирующих Сирии ливанских генералов по подозрению в причастности к убийству Харири. На протяжении последующих четырех лет они оставались под стражей без выдвижения обвинений, по требованиям двух сменивших друг друга глав UNIIIC и в соответствии с законами Ливана, которые позволяют задержание на неопределенное время в случаях, когда речь идет о безопасности. Когда STL перенял дело от UNIIIC в 2009 году, первым его действием был ордер на освобождение генералов по причине недостаточности улик.

Адвокат Чарльз Ризк, министр юстиции во время убийства Харири и член учрежденной в последствии при поддержке ООН следственной комиссии, говорит, что задержание четырех генералов было "плохим стартом" для STL. Хотя трибунал технически является независимой инстанцией, сформированной по рекомендации UNIIIC, преследование осуществляется прямо из комиссии ООН, и это наложило свой отпечаток на восприятие трибунала в ливанском обществе.

Несмотря на смешанные ревю, даже среди сторонников, судья Давид Барагванатх, президент STL, пришел к выводу в своем последнем годовом отчете, что его пример "может послужить основанием для рассмотрения постоянного международного трибунала, в задачу которого входит оказание помощи государствам по совершенствованию их уголовного законодательства, касающегося терроризма и подобных дел".

STL уже ответственен за несколько инноваций, которые могут использоваться в качестве прецедента при разборе будущих дел, квалифицирующихся как терроризм. В 2011 году, апелляционная палата STL, которая имеет полномочия пересматривать решения, принятые судом, приняла промежуточное решение, гласящее, что хотя статут трибунала оговаривает применение ливанского законодательства о терроризме, эти законы должны интерпретироваться в свете обычного международного уголовного права.

Ливанский уголовный кодекс определяет терроризм как "все действия, направленные на установление атмосферы террора и совершаемые при помощи средств, представляющих опасность для общества, вроде взрывчатых веществ, воспламеняемых материалов, токсических или разъедающих веществ, вирусных или микробных агентов". Как прокуратура, так и защита в деле Харири заявила о своей приверженности ливанскому законодательству, которое отдает предпочтение буквальному истолкованию, ограничивая определение терроризма только актами, совершенными при помощи перечисленных средств и исключая, кстати, огнестрельное оружие. Апелляционная палата постановила, вместо этого, что перечень средств может включать всё, что представляет собой общественную угрозу.

Но согласно статье от 2011 года в Journal of International Criminal Justice, это значительно расширенное определение создает потенциально опасный прецедент. Что наиболее примечательно, статья указала на то, что определение апелляционной палаты теперь дает судьям широкое пространство для маневра в определении того, какое оружие или средства могут представлять опасность для общества. Оно также исключило необходимость наличия политического, религиозного или идеологического мотива.

Эта открытая формулировка, подкрепленная пунктом, уточняющим, что террористические акты нацелены на "принуждение" правительства к чему-то, может истолковываться в плохом ключе репрессивными режимами с целью криминализации несогласных. Протестующий, который разбивает окно во время демонстрации, например, может преследоваться за терроризм согласно этому определению.

"Определение апелляционной палаты потенциально представляет собой мощный юридический инструмент для правительств, желающих подавлять и наказывать оппозиционеров", - пришли к выводу авторы.

Однако, несколько адвокатов-международников согласились с тем, что если терроризм находился бы в ведении международного уголовного законодательства, то создание постоянных судов для рассмотрения терактов было бы маловероятным, а в международном законодательстве нет четкого определения "терроризма".

"Определение терроризма... чрезвычайно трудно и противоречиво с юридической точки зрения, потому что нет согласованности в этом вопросе - как на центральном, так и на любом другом уровне - в вопросе юридического определения терроризма", - говорит Тим Паркер, адвокат-правозащитник из Гонконга.

"Терроризм как преступление является очень и очень опасным местом для продвижения международного законодательства, потому что вы увязаете в этой серой зоне... Вы входите в очень субъективную область", - говорит Петер Магуир, автор книги "Закон и война" и бывший следователь по военным преступлениям в Камбодже.

Несколько адвокатов указали на то, как много времени и усилий нужно для того, чтобы дело попало в Международный Уголовный Суд, не говоря уже о враждебности некоторых стран, в частности США, по отношению к суду. Другой, более вероятный сценарий, мог бы заключаться в рассматривании Международного Уголовного Суда в качестве придатка к Римскому Статуту - который в настоящее время охватывает вопросы, связанные с геноцидом, преступлениями против человечности, военными преступлениями и актами агрессии - тогда следует сделать так, чтобы он охватывал и терроризм.

Но даже такое расширение полномочий Международного Уголовного Суда вряд ли обеспечило бы перелом в битве. Продолжающиеся дебаты относительно актов агрессии - особенно одного государства против другого - демонстрируют трудности, с которыми скорее всего столкнется суд при рассмотрении вопросов, связанных с терроризмом. Хотя акты агрессии включены в Римский Статут, который служит основанием Международного Уголовного Суда, государства-члены еще должны согласиться с определением, и проголосовать относительно того, может ли суд осуществлять юрисдикцию над такими преступлениями, а это голосование было отложено до 2017 года.

Для Магуира, STL демонстрирует многие проблемы международных трибуналов и международного движения уголовного судопроизводства.

Для успешности суда, говорит Магуир, он должен основываться на "убежденности в виновности и реабилитации невиновных. Правда, примирение и исцеление - это не цели суда. Это называется терапевтическим легализмом. И этим должны заниматься другие институции".

Магуир уверен, что трибуналы вроде STL, которые стараются обеспечить "терапевтический эффект перевоспитания" не только выходят за свои границы, но и являются неэффективными.

"Никогда не было доказано, что это работает, даже в Нюрнберге", - сказал он.

Джонатан Буш, профессор, преподающий в университете Колумбии историю Нюрнбергского процесса, военных законов и прав человека, говорит: "Я затрудняюсь сказать следует ли институционально учреждать суд... если все подозреваемые отсутствуют и есть только частичная поддержка в той стране, где он работает".

Ризк, бывший министр юстиции, говорит, что хотя у него нет иллюзий относительно перспектив задержания подозреваемых, в STLесть практическая ценность.

"Эти люди должны дать мне альтернативу", - говорит он. Он не заинтересован в дебатах относительно повседневной работы международного законодательства; для него трибунал - это лучше, чем ничего. "Дайте мне альтернативу", - повторяет он.

Мерис Люц