Что происходит с Катаром?

05 июня 2017 1482

Упорная атака ближневосточных СМИ, снова представляющих Катар как угрозу стабильности и безопасности в Персидском заливе, увенчалась дипломатическим кризисом для страны. На этот раз поводом для трений между участниками Совета сотрудничества государств Персидского залива (GCC) стали провокационные высказывания, которые эмир Катара Тамим бин Хамад аль-Тани якобы произнес на выпуске военной академии 23 мая.

В тот же день на веб-сайте «Катарского агентства новостей» (QNA) была опубликована информация о том, что в своей речи в академии эмир признал натянутость в отношениях с администрацией президента Трампа, назвал ХАМАС «законным представителем палестинского народа», а Иран — «крупной державой», важной для «стабилизации региона». После этого катарское телевидение цитировало предполагаемую речь эмира в вечерних новостях, а на следующий день, 24 мая, пресс-центр правительства заявил о том, что сайт катарских новостей был взломан, и, соответственно, «заявления эмира» — это работа хакеров.

Кампания по дискредитации Дохи

Были ли эти заявления реальными или сфабрикованными (а те, кто присутствовал на выпуске военной академии, уверяют, что эмир вообще не выступал), но предполагаемые высказывания Тамима вызвали немедленную возмущенную реакцию региональных СМИ, преимущественно базирующихся в Саудовской Аравии и Арабских Эмиратах. Обе страны заблокировали вещание «Аль-Джазиры» и других катарских средств информации, стали выпускать новые статьи, в практически каждой из которых выступление эмира принималось как неоспоримый факт, а Катар обвинялся в том, что является слабым звеном в системе региональной безопасности, делающим ее уязвимой для Ирана и терроризма.

Ярость и масштаб кампании по демонизации Катара позволяет предположить, что она была тщательно спланирована с целью дискредитировать эту страну на региональном уровне и — что немаловажно — в глазах администрации Трампа.

Три года минуло после девятимесячного периода конфронтации между Катаром и тремя его соседями (Саудовской Аравией, ОАЭ и Бахрейном), поколебавшего сплоченность шести участников ССГПЗ. С тех пор Тамим и влиятельный кронпринц Абу-Даби шейх Мухаммад ибн Зайд не раз обменивались визитами, а решение Катара разместить 1000 солдат в Йемене, принятое в сентябре 2015 года, казалось бы, указывало на то, что неурядицы предыдущего года — дело прошлое. Что же изменилось с тех пор и почему этот, казалось, потухший конфликт вдруг разгорелся снова, да еще и в такой прямолинейной форме?

Фактор Трампа

По-видимому, геополитический ландшафт в Персидском заливе изменился в силу взаимодействия разных факторов. Администрация Трампа дала понять, что намерена выстраивать свою политику в этом регионе с ориентацией на Абу-Даби и Эр-Рияд, а не Доху. Мухаммад ибн Зайд и саудовский вице-кронпринц Мухаммад ибн Салман были почетными гостями в Вашингтоне в преддверии саммита лидеров арабских и мусульманских стран в Эр-Рияде.

Далее, политическая неопытность многих в окружении Трампа дала монархам ОАЭ и Саудовской Аравии возможность повлиять на позицию администрации по ряду критических региональных вопросов, таких как Иран и исламизм, что стало очевидным во время визита Трампа в Эр-Рияд.

Если администрация Обамы пыталась укрепить сотрудничество США с ССГПЗ как с единым блоком, то Трамп назначил столпами своей политики в регионе Саудовскую Аравию и ОАЭ. Говорят об установлении прочных связей между советником и зятем Трампа Джаредом Кушнером (Jared Kushner) и Мухаммадом ибн Салманом, а также влиятельным послом ОАЭ в Вашингтоне Юсуфом аль-Отайбой (Yusuf al-Otaiba).

Взгляды ключевых фигур администрации Трампа — министра обороны Джеймса Мэттиса (James Mattis) и директора ЦРУ Майка Помпео (Mike Pompeo) — на Иран и «Братьев-мусульман» практически совпадают со взглядами Эр-Рияда и Абу-Даби. Саудовская Аравия и ОАЭ все в большей степени становятся застрельщиками ближневосточной политики США, в том числе, в реализации ряда их хищнических интересов в области обороны и безопасности. Совместная операция американских и эмиратских сил специального назначения в Йемене, проведенная в январе этого года, возможно, является лишь первой из многочисленных совместных инициатив в зонах регионального конфликта, которые будут предприняты в ближайшие месяцы и годы.