Жизнь в самом большом в мире лагере для беженцев

Сомалийский беженец, который провел почти всю свою жизнь в кенийском лагере Дадаб, рассказал "АЛЬ-Джазире" как это было.

Однажды, в 1991 году, вооруженные люди из клана хавийя напали на магазин моего отца в Кориоли, городе на юге Сомали. Когда отец, принадлежавший к одному из главных кланов, воюющих с хавийя, спасся, то сказал нам, что мы должны бежать. Родители потом рассказывали мне, что коалиция кланов убила многих людей и несколько раз грабила город. Мне было тогда всего лишь три года.

После примерно пяти дней езды на машине, мы добрались до города Огорчи Либо, что на северо-востоке Кении. Там, сотрудники ООН зарегистрировали нас и отправили нас в лагерь для беженцев Дадаб, самый большой в мире комплекс для беженцев, где я живу и сейчас. Тогда я не знал, что мои родители бежали от конфликта между воюющими кланами, как и тысячи других сомалийцев, после падения режима президента Мохаммеда Сиада Барре.

Жизнь в Дадабе

Для ребенка, жизнь в лагере для беженцев Дадаб была исполнена трудностей и тягот. Наша семья состояла из пяти человек: родителей, меня и еще двоих детей, которые родились уже в лагере. Нехватка чистой воды была обычным делом, а единственным нашим кровом был пластиковый навес. Этот навес защищал нас от солнца днем и от холода ночью. Поначалу, лагерь не был перенаселен, но нехватка продуктов питания была обычным делом по той причине, что их раздача под эгидой World Food Programme никогда не была достаточной в лагере.

В то время оба моих родителя не работали. Два года после того как мы прибыли в Дадаб, мать, которая была медсестрой, родила мне брата и сестру в лагере. Она начала работать акушеркой в лагерном госпитале, который пребывал в ведении волонтерской организации "Врачи без границ". Жизнь несколько улучшилась, хотя зарплаты матери никогда не хватало. Но это было лучше, чем ничего. В 1994 году отец заболел и умер от связанной с диабетом болезни, мне тогда было только шесть лет.

В тот год я пошел в школу. Когда я пошел в первый класс, я уже знал некоторые буквы алфавита, вроде U-N-H-C-R, потому что я мог их всегда видеть на пластиковых навесах и других вещах, которые попадали к нам от агентства по делам беженцев при ООН. То были пять первых букв, которые узнавали все дети беженцев в Дадабе.

После пяти первых лет в лагере Дадаб, Сомали погрузилось в еще большую анархию. Стало понятно, что мы будем здесь оставаться, по крайней мере, в среднесрочной перспективе. Проходил год за годом, со временем я получил высшее образование. Позже, я стал переводчиком для гуманитарных организаций, работающих в Дадабе в связи с засухой в южных и центральных регионах Сомали, - которая была определена ООН как самая сильная за последние 60 лет.

Кризис вызвал международную гуманитарную реакцию и сомалийцы тысячами прибывали в поисках помощи и защиты. Именно в это время я начал работать в качестве внештатного корреспондента с различными международными СМИ. Затем, когда было объявлено что университет имени Кениатты открывает свой филиал в лагере Дадаб, я туда поступил. Самый счастливый момент в моей жизни был в апреле этого года, когда я получил диплом журналиста и специалиста по общественным отношениям - я закончил первый в мире университет, располагающий филиалом в лагере для беженцев.

Однако, Дадаб не был безопасным местом для жизни. В октябре 2011 года, вооруженные люди похитили двоих женщин, испанок из гуманитарной миссии, и застрелили их водителя в Дадабе. Были и другие подобные нападения на иностранцев вблизи границы с Сомали. В результате, гуманитарная деятельность в Дадабе сбавила обороты в связи с ухудшением ситуации с безопасностью. Кенийское правительство тогда заявляло о намерении закрыть лагеря для беженцев, но правозащитные организации, такие как Human Rights Watch, выступают с осуждениями такого шага.

После теракта "Аш-Шаббаб" в торговом центре "Вестгейт мол", в Найроби, в сентябре 2013 года, призывы к выдворению сомалийских беженцев стали звучать громче.

Без надежды на возвращение

Мне сейчас 27 лет, но я не могу возвратиться в Сомали. В стране нет сильного правительства, которое могло бы меня защитить. Кроме того, занятие журналистикой подвергает меня дополнительному риску, поскольку Сомали относится к числу тех стран, которые являются самыми опасными для журналистов. Есть много молодых людей вроде меня, которые провели все свои жизни в лагерях. Некоторые говорят, что чувствуют себя так, словно живут в "открытой тюрьме". Но на данный момент нет возможности покинуть лагеря. И нет шанса найти работу или интегрироваться в "настоящую Кению", поскольку кенийское правительство не хочет, чтобы сомалийские беженцы интегрировались. Кенийское правительство не предоставляет свободу перемещения, о которой говорится в Конвенции по Беженцам UNHCRот 1951 года.

Конфликт в Сомали стал одной из самых кровавых и продолжительных войн современности. С 1991 года, около миллиона сомалийцев погибли, согласно to GlobalSecurity.org. Многие говорят, что требуется некоторое внешнее вмешательство для того, чтобы перенаправить страну по пути мира и развития. Сомали, несомненно, представляет собой наиболее яркий пример страны, от которой отказалось все мировое сообщество. Ее граждане продолжают выносить такие страдания, которые являются невообразимыми для большинства жителей планеты.

Что касается меня, то больше всего я бы хотел увидеть мирное Сомали. Но я все еще надеюсь, что мне удастся переехать в третью страну и однажды исполнится моя мечта стать журналистом за рубежом.

Абдуллахи Маре, сомалийский корреспондент и журналист, проживающий в кенийском лагере Дадаб