Оккупация – на чем она строится
Израильская оккупация – это конструкт, опирающийся на такие материальные средства как строительство разделительной стены и еврейских поселений на Западном берегу, а также уничтожение имущества и захват земель, принадлежащих палестинцам.
«Аль-Джазира» рассказывает о трех палестинских семьях, каждая из которых по-своему пострадала от оккупации.
Разрушение
Джабаль-Мукабер, оккупированный Восточный Иерусалим
Рассвет только занимался, когда кувалды израильских солдат начали крушить стены дома Мохаммеда Альяна (Mohammed Allyan).
Мохаммед стоял снаружи, на холодном зимнем воздухе, и смотрел, как дом, служивший жилищем нескольким поколениям его семьи, постепенно распадается на части, камень за камнем. Двери сорваны с петель, на стенах образовались уродливые дыры. Балкончик, где Мохаммед любил сидеть за утренним кофе и слушать птиц, погребен под грудой обломков и пыли.
Приказ о сносе был приведен в исполнение в первую неделю нового года, почти через три месяца после гибели 22-летнего сына Мохаммеда, Бахи Альяна (Bahaa Allyan) от пули израильских солдат. Баху обвиняли в обстреле и нападении с ножом на автобус в еврейском поселении Восточный Тальпиот в октябре месяце.
«Первое, что я сказал, это что камень не может быть дороже жизни», растрогано вспоминает 60-летний адвокат. Он встретился с журналистами в палатке, где теперь живет вместе с семьей. Палатка стоит рядом с развалинами его дома в квартале Джабаль-Мукабер в Восточном Иерусалиме.
«Я думаю, в том, как они разрушили дом, была своего рода месть. Они старались, чтобы это выглядело как месть», сказал Мухаммад, переводя взгляд с руин на палатку, в которой нет ничего, кроме нескольких тонких матрасов и палестинского флага.
«Я потерял место, где вырос, место, которое было нашим домом… но это ничто по сравнению с потерей сына».
Такой «карательный» снос домов палестинцев в арсенале израильских силовиков уже десятки лет, несмотря на то, что сознательное применение карательных мер в отношении гражданских лиц, живущих под оккупацией и не нарушающих никаких законов, приравнивается правозащитниками, такими как «Стражи прав человека» (Human Rights Watch), к военному преступлению.
Официально заявленная цель подобных «карательных» сносов – обеспечение безопасности путем предотвращения насилия в будущем, но статистика показывает беспочвенность этих аргументов. Не случайно в 2005 году израильский военный комитет призвал прекратить эту практику, так как она, напротив, может способствовать разжиганию беспорядков.
После постановления 2005 года в этом отношении наступило затишье, но летом 2014 года власти вернулись к прежним методам. Причиной стало похищение и убийство трех израильских подростков на оккупированном Западном берегу. С тех пор в качестве наказания были снесены более двух десятков палестинских домов, сотни других сравняли с землей по другим причинам, в том числе, из-за отсутствия разрешений на строительство.
«Мы считаем карательные сносы формой коллективного наказания, применяемой против невиновных – родственников палестинцев, совершивших ужасные нападения на израильтян, но дело в том, что большинство из них либо мертвы, либо арестованы, либо отбывают длительные сроки заключения», говорит пресс-секретарь иерусалимской организации по защите прав человека B'Tselem Сарит Михаэли (Sarit Michaeli).
“Это преднамеренное причинение вреда невиновным за действия других лиц… В некоторых случаях в результате сноса повреждения получают соседние дома, ни один из жильцов которых не имеет никакого отношения к правонарушителю», подчеркивает она.
Хотя семьи, чьи дома предназначены под снос, имеют право оспаривать постановление властей и добиваться приостановки его реализации через суд, вердикты в их пользу весьма редки, добавляет Михаели.
«Аль-Джазира» обратилась в израильское министерство обороны с просьбой предоставить информацию относительно государственной стратегии по сносу домов подозреваемых в атаках, в частности, о процедуре определения жилья, подлежащего демонтажу, и данные о ее эффективности. Несмотря на многочисленные электронные запросы и телефонные звонки министерство не дало журналистам никакого ответа.
В некоторых случаях дома, предназначенные для демонтажа, сносят до фундамента, другие – заливают цементом или приводят в состояние, негодное для проживания – как в случае Мохаммеда Альяна.
Его дом, расположенный на среднем этаже невысокого жилого комплекса, разнесен до состояния груды бетонных обломков со свисающими проводами, нетронутыми остались только несущие балки строения. Приказ о сносе был выдан в ноябре и после двух попыток апелляции приведен в исполнение 4 января.
На стенах руин висят плакаты в память о Бахе, здесь же снуют внуки Мохаммеда. На том, что осталось от стен, нарисованы черные бабочки.
Но Мохаммед и его семья еще не до конца оплакали свою потерю: израильские власти не отдают им тело Бахи, удерживая его вместе с телами девяти других палестинцев, убитых во время последнего витка насилия в октябре прошлого года. «Пережить смерть ребенка – это горько, но еще хуже – ждать, когда узнаешь правду», говорит Мохаммед.
Меньше чем за год до смерти, в декабре 2014 года Баха выложил на Фейсбук пост «10 заповедей мученика». В нем он признает, что возможным последствием «мученичества» может стать то, что родные лишатся крова, и отмечает: «Не делайте меня одним из многих, которых вы сегодня помните, а завтра забудете».
Однако Мохаммед не хочет вспоминать сына как «мученика».
Баха много читал, был лидером скаутов, работал с молодежью. Два года назад он собрал тысячи людей, чтобы создать живую цепь вокруг Старого города, каждый принес с собой книгу, из которых потом составили библиотеку. Этим активисты хотели сказать израильтянам: «Мы не такие, как вы говорите. Мы не террористы. Мы образованные начитанные люди», поясняет отец.
Мохаммед кашлянул и посмотрел вдаль. Солнце начало клониться ниже в потемневшем небе.
«Как любой молодой палестинец, Баха мечтал о свободе», спокойно сказал он. «Он о многом мечтал, многого ждал. Он ждал свободы, но реальность оккупации… заставила его искать способы сопротивления, и он избрал этот путь».
Строительство
Хеврон, оккупированный Западный берег.
Каждое утро, уходя на работу Усама аль-Сеих (Osama al-Seikh) спрашивал себя, вернется ли домой живым.
Чуть только рассветет, 39-летний мужчина оставлял жену и четырех дочерей в их скромном жилище в аль-Дуре, провинция Хеврон, что на Западном берегу. После получасовой поездки в поселение Гуш-Эцион, серии проверок, в том числе с помощью металлоискателя, ему разрешали приступить к работе. Его работа состояла в строительстве фундаментов для домов поселенцев.
В конце прошлого года, во время беспорядков в Израиле и на оккупированном Западном берегу, Сеих и его коллеги начали замечать появление новых контрольно-пропускных пунктов по дороге на работу. Проверки стали более тщательными, а оскорбления со стороны поселенцев – более частыми, говорит он журналистам «Аль-Джазиры». На нем коричневая вельветовая куртка, на шее кефия, глаза горят.
«Они проклинали нас, наших матерей. Они говорили: «Арабы небезопасны даже в могиле». Дети бросаются камнями».
У поселенцев есть отряды безопасности, чтобы их защитить, «а у меня ничего не было», говорит Сеих.
«Каждое утро, уходя из дома, я не знал, вернусь ли живым. Каждое утро я как будто прощался навсегда… Чтобы прокормить семью, я рисковал жизнью за 200 шекелей в день (50 долларов)».
Такая работа привлекает многих палестинцев, так как уровень безработицы на палестинских территориях, в том числе, в изолированном Секторе Газа и на оккупированном Западном берегу, составляет около 25%. По определению Международной Организации Труда, «продолжающаяся оккупация и поселения в совокупности не позволяют развитие жизнеспособной и продуктивной палестинской экономики… если нынешние тенденции сохранятся, то круг возможностей будет сужаться и далее».
По данным координатора деятельности израильского правительства на территориях, разрешение на работу в Израиле имеют примерно 58 тысяч палестинцев, еще 27 тысяч работают в израильских поселениях, из них более половины заняты на строительстве.
В прошлом месяце Израиль временно запретил палестинцам работать в некоторых поселениях под предлогом введения дополнительных «мер безопасности» в связи с недавними атаками.
Несмотря на мрачную иронию своего положения, молодые палестинцы стремятся попасть на работу в поселения, потому что здесь они могут заработать в два-три раза больше, чем у любого палестинского работодателя, отмечает Самир Абдалла (Samir Abdullah), руководитель по исследовательской работе в Институте экономической политики Палестины (Palestine Economic Policy Research Institute).
«Конечно, мы не хотим, чтобы так было, и они сами этого не хотят. Это все равно, что самому копать себе могилу», говорит Абдалла. «Они знают, что эти поселения стоят на их землях, и они мешают палестинской государственности и независимости. Они сами строят себе тюрьму – систему, которая выбросит их из собственной страны. Но каждый из них занимается этим только потому что это единственный способ заработать на хлеб своим детям… И нет никакой возможности предложить им какую-то альтернативу».
Палестинский министр экономики Абир Одех (Abeer Odeh) признает отсутствие альтернатив и отмечает: когда палестинцы получают возможность заработать, «они ею пользуются, потому что хотят выжить».
Министр надеется, что в ближайшие годы ситуация улучшится в связи с тем, что палестинская администрация проводит политику поддержки местной промышленности за счет планов по увеличению экспорта на две трети в течение следующих пяти лет. Кроме того, палестинская администрация работает над привлечением новых инвесторов в такие отрасли как сельское хозяйство, добыча камня и мрамора, туризм.
«Мы делаем все возможное для содействия и создания рабочих мест для палестинцев», говорит она.
Но для Сеиха и его друзей, например, 23-летнего Ясина Хишама (Yassine Hisham) эти слова – пустой звук. Раньше Хишам тоже работал на строительстве поселений, теперь он безработный. Его отец умер, когда Хишам был ребенком, мать больна, и сам он уже не верит, что что-то изменится.
Как палестинец, работая в поселениях, он «чувствовал себя ужасно», но у него не было выбора. Сидя на темном цветастом диване у Сеиха дома, он говорит с журналистами. С отсутствующим видом он признает, что его мечты о лучшем будущем давно умерли: «Что мне делать?», говорит он.
Что касается Сеиха, то в прошлом году он ушел с работы в поселениях, так как каждодневная тревога по дороге на работу стала невыносимой. Если раньше на строительстве поселений он мог заработать больше 200 шекелей в день, то работая на такой же работе в Хевроне, он приносит домой только 60-80 шекелей. Тем не менее, он пока не думает искать что-то другое, потому что работать ближе к дому безопаснее.
Пока он говорит, его 63-летний отец Расми, слушает, сидя в кресле на противоположном конце комнаты. Иногда он кивает головой в знак согласия.
«Нам не следует работать в поселениях», говорит Расми. «Израильтяне крадут палестинскую землю и застраивают ее. Они хотят сделать так, чтобы молодое поколение забыло свои связи с этой землей. Проблема в том, что у молодежи нет выбора».
Тем не менее, Усама аль-Сеих надеется, что ему больше не придется строить дома для поселенцев.
«Чего бы я хотел больше всего так это окончить школу. Я бросил учебу, когда был в девятом классе. Я больше не мог ходить в школу, когда у родителей нечего было есть. Я хочу, чтобы мы жили достойно и свободно», говорит он.
Разделение
Поселение Писгат-Зеэв
Вот уже десять лет, как жилище Кифайи Хатиб (Kiffayah Khatib) стало ей как тюрьма.
Скромный домик 70-летней женщины, ранее стоявший на территории палестинской деревни Хизма, поглотило поселение Писгат-Зеэв – построенное на холмистой окраине Восточного Иерусалима. Десять лет назад заградительный барьер, построенный израильтянами, разделил деревню Хизма, и дом Хатиб оказался на «израильской стороне», в так называемой стыковочной зоне – на участке, расположенном восточнее «зеленой линии», но западнее стены.
В отличие от их родственников с их улицы, чья земля попала под аннексию в 1967 году, Хатиб и ее семья никогда не имели вида на жительство в Иерусалиме, по документам они живут на Западном берегу. Следовательно, в Иерусалиме их никуда не пускают, объясняет 70-летняя Хатиб, сидя в своей залитой солнцем гостиной.
«Как только мы покидаем Хизму и проходим через КПП, дом –это единственное место, где по закону мы можем находиться», говорит Хатиб, посматривая в окно мутноватыми глазами, руки с узловатыми пальцами лежат на коленях, покрытых ярко-синей тканью платья. «Если мы пойдем в гости к родственникам, что живут выше по улице, нас могут арестовать», говорит она.
Обстоятельства, в которых оказалась эта семья – одно из специфических последствий строительства разделительной стены. Израиль ведет строительство этого заградительного сооружения с 2002 года, по окончании строительства его длина составит более 700 км. Местами стена проходит по «зеленой линии», но большая ее часть тянется по территории Западного берега, отхватывая куски палестинской земли.
В Хизме стена проходит так, что Хатиб и ее родные оказались на «израильской стороне», это значит, что они не могут свободно передвигаться по Иерусалиму, так как формально они продолжают жить на Западном берегу. При этом для того, чтобы пойти в гости к старым знакомым, по магазинам или просто побывать в Хизме, им надо проходить через израильский КПП.
Положение этой семьи не уникально, указывает эксперт по земельно-колониальной политике Израиля на Западном берегу Дрор Эткис (Dror Etkes).
«Тысячи людей живут в зоне, где им, чтобы попасть к себе домой, нужно специальное разрешение от израильских властей», говорит Эткис журналистам «Аль-Джазиры». Причем, в этих зонах нередко нет нормального доступа к муниципальным службам, отмечает он. «Все стороны повседневной жизни, возможность вести нормальную жизнь, принимать гостей… уходить и возвращаться, когда хочется – все эти вещи очень затруднены, и чем меньше и изолированнее семья или община, тем ей труднее».
На вопрос об эффективности разделительного барьера и о том, что предположительно он только обостряет разногласия между израильтянами и палестинцами, министерство обороны Израиля заявило, что сооружение – законная форма защиты от «огульного террора».
«Правительство Израиля признает, что строительство стены безопасности может создавать трудности для жизни палестинцев и израильтян и сожалеет об этом… прилагаются все усилия для минимизации этих проблем», сказано в письменном заявлении министерства. По официальным данным, на израильской стороне проживает менее 1% палестинского населения Западного берега.
Между тем, в Писгат-Зеэве двоюродный брат Хатиб, Хаири Аскар (Khairi Askar) десятилетиями бьется в суде за свой земельный участок, расположенный всего в сотне метров ниже по дороге, ведущей к Хатиб. После войны 1967 года Израиль аннексировал его землю как находящуюся в границах Иерусалима, лишив палестинскую семью с десятью детьми возможности улучшения жилищных условий: сейчас 74-летний Аскар и его многочисленная родня живут в двух небольших домах на несколько семей.
Разделительный барьер умножил их трудности, усложнил связи с их прежней общиной в Хизме, говорит Аскар. Позади дома начинается граница поселения – это заметно по красной кирпичной мостовой, которая внезапно обрывается на границе его участка, где ее сменяет серый потрескавшийся бетон.
«Никто не может прийти к нам на похороны или на свадьбу, как будто мы живем в двух отдельных странах», говорит старик, сидя в кресле на зимнем солнышке у себя во дворе.
Но он не собирается уходить на Западный берег: «Нет ничего важнее земли и дома. Я им принадлежу и не хочу жить где-то в другом месте», говорит Аскар.
Кифайя Хатиб, которая живет с двумя десятками родственников, тоже намерена остаться, несмотря ни на какие трудности. Уже многие годы их дом отключен от городского водоснабжения, у них проблемы с канализацией и вывозом мусора. Они не могут сходить в Иерусалим за покупками, а купить то, что нужно, на Западном берегу тоже нет возможности из-за действующих ограничений: «Яйца, курица, мясо создают нам проблемы, все зависит от настроения сотрудника КПП».
Не легче и с медицинским обслуживанием, чтобы попасть в больницу семье нужно идти через КПП на Западный берег – это большая проблема для двух дочерей Хатиб, страдающих атаксией, расстройством координации движений.
Слегка щурясь, Хатиб смотрит на задний двор, где на ветерке болтается пустая веревка для белья. Ее старшие дочери Умм Кальсум и Хитам Хатиб безучастно сидят в инвалидных креслах.
«С тех пор как они построили стену, мы страдаем… Не знаю, что бы я делала без внуков», говорит Кифайя Хатиб. «Но если дочь упала, когда я веду ее в туалет, я не могу ее поднять. Ко мне никто не может прийти, никто мне не помогает. Я одна».
Меган О'Тул (Megan O’Toole)
