Как ИГИЛ стал медиаимперией зла

О том, что древняя Пальмира снова захвачена, одними из первых сообщали не сирийские и не западные СМИ. Главным поставщиком новостей о еще недавно освобожденном от террористов городе стало информационное агентство Amaq News, принадлежащее «Исламскому государству». Эта вылазка для террористов была важна не только с военной, но и с пропагандистской точки зрения. В мае в Пальмире, отбитой правительственными войсками, торжественный концерт давали музыканты Мариинки, а теперь в ней снова оказались те, кто взрывал стены древнего города. Еще раньше, пока к иракскому Мосулу, сердцу ИГ, стягивались коалиционные войска, по сайтам исламисто­в распространялась аудиозапись: «Эта битва и великий джихад, который сейчас ведет „Исламское государство“, только укреп­ляют нашу твердую веру в промысел божий и уверенность в том, что все это лишь прелюдия к победе», — веща­л по-арабски мужской голос. Этот голос предположительно принадлежал лидеру ИГ Абу Бакру аль-Багдади. Он не выступал с речами больше года, но когда речь зашла о ключевой битве, в которой может решиться судьба ИГ, пропаганда оказалась важнейшим инструментом. ИГ стало не просто первой террористической группировкой, основавшей собственное квазигосударство, халифат. Его сторонники, осознав важность меди­а, первыми превратили исламистскую организацию в полноценную медиаимперию, использующую все доступные ­площадки и ­форматы. Эта империя построена на зверствах и потакании самым темным сторонам потенциальной аудитории. Хотя это феномен, теперь изучаемый философами и исламоведами, контент, который производит ИГ и о котором идет речь в этой статье, нормальных людей может только отталкивать и ужасать. Но оттого не перестает быть феноменом.

Когда в 2014 году в Бразилии футбольные фанаты, желая узнать результаты матча, открывали в Twitter хэштег #WorldCup, то видели отрубленные головы иракских полицейских с комментарием сторонников ИГ: «А это наш мяч… из кожы».

Другой пример твиттер-активности исламистов — их топовый аккаунт ISILCats (уже заблокирован): на фото бойцы улыбались и позировали с котами-мяуджах­е­дами. Вместе с фотографиями котиков они ретвитили картинки с кишками врагов и счастливыми лицами вдов шахидов. Ирония не чужда террористам, как пример — иллюстрированный путеводитель Hijrah to the Islamic State. В духе путеводителя «Афиши» авторы поясняют, чтó взять из дома перед поездкой в Ракку и куда зайти в Турции накануне перехода границы с Сирией.

Троллинг в Twitter, аккаунты в «Одноклассниках», цитаты из Лени Рифеншталь и даже гангста-рэп — сторонники­ ИГ первыми среди исламских экстремистов стали говорить с миром на единственном понятном большинству языке — языке поп-культуры.
«Арабская молодежь буквально живет в сети — Facebook, Twitter и YouTube чрезвычайно востребованы. Поэтому многие ближневосточные политики уже отказались в их пользу от персональных сайтов. Часто власти обязывают имамов утверждать пятничные проповеди, поэтому те не могут оперативно отвечать всем вопрошающим. Так видеохостинги заполонили проповеди из подпольных мечетей», — рассказывает руководитель Центра арабских и исламских исследований Института востоковедения РАН Василий Кузнецов. Специализация Кузнецова — политическ­ий ислам и его идеологическая трансформация. Востоковеда самого неоднократно пытались завербовать во время полевых исследований.

По-настоящему известным халифат стал в 2014 году. Медиацентр ИГ «Аль-Хаят» позволил зрителям следить за моджахедами в режиме онлайн. До авианалета США 30 августа 2015 года им руководил сириец Абу Мухаммад аль-Аднани, глава пресс-службы ИГ. У него вполне рутинная по ближневосточным меркам биография: воевал с американцами, отсидел, за его голову назначали награду в $5 млн.

По данным Центра по борьбе с терро­ризмом Военной академии в Вест-Пойнте, к моменту гибели аль-Аднани количество выпущенных медиацентром ИГ роликов опустилось с 700 до 200 в месяц. Освободившуюся должность занял иракец Ваиль Адиль Хасан Салман аль-Файяд, получивший прозвище Абу Мохаммед аль-Фуркан (за руководство al-Furqān Media Foundation). Эта организация начала промоушен халифата еще в 2006-м, ­выпуская DVD, печатая листовки и плакаты. Но тогда пропаганда ИГ была далека от нынешних масштабов.

В книге «Исламское государство. Армия террора» джихадисты, отвечая на вопросы авторов, постоянно повторяли, что учли ошибки предшественников и потому так мощно противопоставили свою пропаганду иностранным медиа: «Не слушайте, что говорят о нас, слушайте, что говорим мы». Профессор Василий Кузнецов выделяет не­сколько наиболее популярных видео­жанров ИГ, дополняющих друг друга: проповеди религиозных авторитетов, бодрые и полные оптимизма зарисовки с войны и приветы соратникам.

«Видеоприветы соратникам на родине, угрозы сионистам и вашингтонским „крестоносцам“ — давний жанр. Он по-прежнему возбуждает значительную часть арабской публики, но ИГ первым смогло в нужной пропорции смикшировать религиозный пафос и стрелялки под религиозные напевы», — утверждает востоковед.
Наказы распространяются в том числе через закодированное приложение для обмена аудиосообщениями Zello. Когда начались блокировки в Facebook и Twitter, для коммуникации с новообращенными пропагандисты ИГ стали использовать онлайн-сервис Ask.fm, через который московские подростки обычно спрашивают друг у друга про всякие пошлости. Затем ИГ перешло в «Одноклассники» и «ВКонтакте», в которых на официальных страницах муниципалитетов халифата педантично сообщается об успехах: вот казнены враги Аллаха, вот молодежь радуется Рамадану, вот выдавили шиитов, вот открыли киоск с мороженым. Когда российские соцсети стали блокировать эти аккаунты, исламисты перебрались в Telegram.

ПИАР НА КРОВИ

До распространения интернета террористы вербовали соратников вживую, подлавливая их после пятничн­ых молитв в мечетях. Первый джихадистски­й сайт под названием «Исламский медиацентр» появился в 1991 году, и лишь спустя пять лет исламисты завели еще один. Страничку Azzam.com назвали в честь Абдуллы Аззама, наставника бен Ладена. Сайт открыл студент лондонского ко­лледжа Бабар Ахмад, решивший увековечить погибших моджахедов Боснии, Чечни и Афганистана. Власти заблокировали портал в 2001 году — после атаки на башни-близнецы в Нью-Йорке. Бабар не растерялся и основал одноименное издательство. Свое существование оно прекратило в 2013 году, когда Бабара Ахмада из Великобритании экстрадировали в США, где осудили за поддержку терроризма.

На смену Azzam.com пришел проект «Аль-Каиды» As-Sahāb. Дебютной работой стала съемка подрыва американского миноносца в Йемене. «В отличие от ИГ, усилия бен Ладена не были направлены на тотальное насилие. Если сравнивать террористическую деятельность с кинопроизводством, то „Аль-Каида“ снимала редкие блокбастеры. ИГ же перешло к массовым сериалам», — рассказывает исследователь Кузнецов.
«Исламское государство», в отличие от предшественников, использует всю мощь современных медиа. «Ребята из северокавказских лесов гордо рапортовали, что готовы держать оборону против ядерного зверя, но у них был лишь сайт „Кавказ-центр“, который стилистически застрял в 1990‑х. Приходилось буквально неделям­и дожидаться сводок об успешных операциях. „Аль-Каида“ — это простые трудяги джихада, перед которыми ставили­ камеру, и они вели долгие разговоры на арабском языке. Позади диктора сидели хмурые мужчины: поглажи­вали бороды, сурово смотрели в камеру. Никакого динамизма!» — вспоминает пресс-секретарь Ассоциации русскоговорящих мухаджиров (переселенцев) в Турции Салман Север. В прошлом он координатор «Национальной организации русских мусульман» и амир «Джамаата русских мусульман Петроград­а». В Турцию пере­ехал после уголовного дела за статью об исламе и «приморских партизанах».

В декабре 2014 года директор ФБР Джеймс Коми заявил, что террористы ИГ вещают на 23 языках. Крестьянин в Кашмире и потомок мигрантов в Брюсселе оперативно получают на понятных им языках одну и ту же информацию от Amaq News Agency, того самого, которое опережало официальные СМИ с новостями о Пальмире. Предоставив аудитории регулярный поток информации в любых доступных формах, халифат в самом деле смог ­состязаться с западными медиа.

РЕАЛИТИ-ШОУ

«Во имя Аллаха, благословение пророку Его. Мое сообщение братьям по халифату: советую всем вам бояться Бога», — говорит бородатый юноша в кожанке и черном берете а-ля Че ­Гевара. Камикадзе садится в набитый взрывчаткой броневик, просит передать привет матери. Соратники подбегают проститься и следом едут на задание. Трогательная сцена прощания и следующая за ней стычка с курдскими ополченцами в марте 2015 года под Мосулом должны были стать частью очередного агитационного ролика. Но что-то пошло не так. Камера на шлеме игиловского автоматчика зафиксировала не очередной красочный бой в духе «Матрицы», а ­прифронтовую неразбериху и бесславную ­гибель оператора.

Как и в фильмах «Мой личный штат Айдахо» и «Человек дождя», герои джихадистского роуд-муви все время находятся в пути и испытывают себя. Выбранный ИГ жанр стал классическим примером того, как поп-культура легко объединяется с религиозным фундаментализмом. Усилия агитаторов не проходят даром: их ролики понятны широкой аудитории и по-прежнему набирают сотни тысяч просмотров, даже несмотря на блокировки.

ИГ нельзя назвать первопроходцами war porno, в котором снятый в HD шутер очаровывает развалившегося на диване зрителя, вынужденного подавлять свою агрессию. Первыми GoPro-камеру прицепили к шлемам американцы во время иракской кампании — прежде всего они хотели задокументировать собственную удаль. Обывателям понравилось, и в итоге такие трансляции с полей боевой славы американского оружия стали восприниматься как продолжение спилберговского «Спасти рядового Райана». Почти по той же схеме популярность обрел четырехсерийный агитационный фильм ИГ «Звон мечей». Его боевики обнародовали за две недели до наступ­ления на Мосул. На протяжении часа террористы то с помпой врываются на базы противника, то метко подрывают машины, то убивают одетых в оранжевые робы европейцев, то расстреливают вероотступников, поправляя выбившиеся из-под арафатки кудри. Самые «удачные» моменты показывают в рапиде. Вот квадрокоптер взмывает ввысь, демонстрируя панораму боя, потом операторская восьмерка, монтажная вставка и затемнение. Усилия режиссеров из ИГ видны. Например, казнь солдат сирийской армии в 2014 году снимал десяток ­операторов.

И пропаганда работает. Именно из-за «Звона мечей», заявил телеканалу «Аль-Джазира» экс-советник по обороне Ирака Муваффак аль-Рубаи, 30 тысяч солдат в июне 2014 года без боя оставили мегаполис, побросав оружие. Штурм города сопровождался инфобуре­й в Twitter: 40 тысяч твитов под хэштегами #AllEyesOnISIS и #Iraqwar рапортовали об успехах халифатчиков. Они называют это твиттер-бомбами.

ЗРИТЕЛИ

«Жуткие сцены казней и разрушений и есть именно то, что ИГ использует для привлечения сторонников», — заявил­а в интервью NBC директор SITE Intelligence Group Рита Кац, которая занимается аналитикой в сфере экстремизма. Вместе с тем Салман Север отмечает, что «среди серьезных пацанов не принято говорить, что мультик зацепил». «Но я могу точно сказать, что люди обратили внимание на сочную картинку, сделанную как боевик», — добавляет он.
«В большинстве случаев в ИГ идут искатели приключений, у которых дома не было ни гроша. Они начитались сообщений в соцсетях и почувствовали себя джихадистами. Это 19-летние ­болваны, ищущие, чем бы заняться в жизни, поэтому вернуться назад их не заставить даже силой», — рассказывал авторам книги «Исламское государство. Армия террора» экс-сотрудник Управления по борьбе с терроризмом. Майкл Вайс и Хасан Хасан опубликовали свой труд в 2015 году, и он мгновенно стал бестселлером, так как Запад никак не мог отойти от кризиса с мигрантами.

«ИГ развернуло активную и агрессивную пропагандистскую кампанию в духе современной поп-культуры для вербовки иностранных боевиков», — говорят уже в российской Генпро­куратуре.

Руководитель Центра арабских и исламских исследований Кузнецов в­ыделяет три категории симпа­тизанто­в ИГ: нищая молодежь, студенты и девушки, решившиеся стать невестами ­джихадистов.
В исследовании «Инженеры джихада» Диего Гамбетты и Стеффена Хертога говорится, что в террористы идут в первую очередь те, кто учится на инженеров, затем с большим отрывом — студенты, изучающие исламские науки, за ними — медики и программисты, меньше всего гуманитариев и юристов. Сами джихадисты подтверждают, что для совершен­ия терактов гораздо эффективнее использовать технаря с профессиональными навыками, а следовательно, именно на этих факультетах нужно сосредоточить агитацию.
«Молодежь — это вообще непаханое поле. Для многих стало важным, что ИГ ставит себя с позиций силы. В агитации прочих организаций активист­ы презентуют себя как вечных терпил: «Мы унижены, мы слабы, нас опять бомбят, кафиры поставили над нами жесткий режим», — объясняет пресс-секретарь Ассоциации русскоговор­ящих мухаджиров Салман Север.

РУТИННОЕ НАСИЛИЕ

В пригородах арабских городов нет институтов социализации: мало школ и клубов, традиционные религиозные сообщества из-за сотрудничества с властями потеряли уважение, отмечает Василий Кузнецов.

Потенциальная клиентура джихадистов окружена повседневным насилием, все отношения регулируются как отношения между бандами, а значит, чтобы запомниться, нужно удивлять, считает востоковед. «Силы Запада и халифата неравны, вот и приходится разговаривать с позиции подчеркнутой жестокости. Для исламской молодежи, выросшей среди комиксов и боевиков, это понятная логика. „Исламское государство“ для них — это то, ради чего можно положить свою голову. Здесь много крови и приключений, а победитель получает награду на небесах», — утверждает Север.

В 2014 году «Аль-Каида» запретила своим подельникам в качестве агитации использовать умерщвление людей, и ИГ сразу же заняло освободившуюся нишу. Через полтора месяца после того, как ИГ взяло Мосул, прогремел короткометражный ролик, после которого о группировке узнали уже все. Зрители увидели на экране похищенного в 2012 году американского журналиста Джеймса Райта Фоли в оранжевой робе. Появление журналиста предваряет речь президента Обамы и кадры бомбардировки Сирии. Затем одетый во все черное Мохаммед Эмвази, он же Джихади Джон, предостерегает США от дальнейшего вмешательства и начинает перерезать горло корреспонденту. В лучших традициях shockumentary экран внезапно темнеет: мы видим отделенную от туловища голову Фоли и следующую жертву. Всего вышло три минутных выпуска — кажды­й раз в начале показывали, что было в прошлых сериях, и демонстрировали нового пленника, напоминая, что продолжение следует. Массовая­ казнь на развалинах антично­й Пальмиры­ имела такой же проработанны­й сюжет и логику располож­ения акте­ро­в, в чем усмотрели­ отсылку к древне­греческ­ому театру.

Режиссеры ставят зрителя в положение вуайериста, который подглядывает за настоящей жизнью, подтверждаемой на экране через реальную смерть, отмечает французский режиссер Жан-Луи Комолли в своей книге «ДАИШ. Кино и смерть». «Образы ИГ можно смотреть с точки зрения извращенного наслаждения, и они это знают. Своими роликами ИГ вызывает у зрителя желание, в котором он себе не признается, — подгляде­ть сцену настоящей смерти. Даже нацисты прятали свои массовые убийства и не использовали их в качестве инструмента для пропаганды войны. ИГ же не стесняется этого и стремится показать, что они готовы убивать и хотят делать это публично», — говорит Комолли. Медиа­центр «Аль-Хаят» старается найти самые болезненные и жуткие сценарии для каждого из следующих видео. Есть интрига, и зритель в нетерпении, ведь никто не знает, что его ждет в следующем кадре: утопят в фонтане? Затащат под гусеницы танка? Посадят в пушку и выстрелят? Размозжат голову из дробовика? Заставят сидеть на минах? ­Сожгут в клетке?

«Мы знаем, что будет кровавое шоу, но хотим узнать, что нам приготовили на этот раз. Это продолжение сериального сознания, присущего обществу спектакля. Это не „Санта-Барбара“ с предсказуемым сюжетом, а X-Files, где каждая серия — законченный сюжет», — рассуждает Салман Север из организации мухаджиров, работавший продюсером и в театре.

Увиденное так шокировало западных зрителей, что подоспевшие конспирологи назвали казнь Фоли фальсификацией и объяснили происходящее происками Госдепа. В качестве своей правоты они кидали в обсуждения ролики, в которых показан съемочной процесс обезглавливания в неизвестном павильоне. Любители заговоров требовали показать, как Джихади Джон долго и нудно разрубает позвонки, но такую экзекуцию можно наблюдать только в случае казни местных. Впрочем, правила киноиндустрии уже понимают не только игиловцы — так, в 2015 году ваххабиты из «Армии ислама» опубликовали ответку: одетые в оранжевые комбинезоны конкуренты по джихаду казнят халифатчиков в черной форме.

В июне 2015 года во время авианалета был убит 33-летний Ахмад Абусамра. По сообщениям Daily Mail, именно он координировал обезглавливание двух британцев и трех американцев. Родившийся в 1981 году в Париже Абусамра вырос в элитном районе Бостона, где с отличием окончил Северо-Восточный университет и устроился работать в телекоммуникационную компанию, то есть был тем самым технарем, на которых в вербовке ориентируется ИГ. Его отец — эндокринолог в Массачусетском общем госпитале и бывший вице-президент Общества мусульман Америки в Бостоне, но самому Ахмаду хотелось больше кутежа. В 2004 году он отправился в Ирак, в 2009-м был арестован за попытку купить автомат, затем знакомится с братьями Царнаевыми, организаторами подрыва марафона, и попадает в список most wanted.

Отчасти популярностью и эффективностью своей медиастратегии ИГ обязано традиционным западным медиа. Свойственная им склонность к сенсациям создала приукрашенный образ группировки, что придало ей зловещую привлекательность в глазах молодежи, считают авторы книги «Исламское государство. Армия террора». Аудитория увидела таких же, как они, людей, решившихся отказаться от комфортной жизни ради джихада. С 17 сентября по 17 октября 2014 года англоязычную аббревиатуру журналисты повторили свыше четырех миллионов раз.

СНАФФ

Продукцию ИГ все чаще сравнивают с продаваемым в dark web снаффом. Снафф — это реальные ролики, в которых показывают изнасилование или убийство. Мрачный жанр повлиял на стилистику фильмов «Девушка с татуировкой дракона» и «Дипломная работа». «Раньше видеозаписи пыток, убийств и террористических актов тяготели скорее к документальности, они записывались без какого-либо представления о стилистических доминантах итогового видеопродукта. Использовав многочисленные приемы, большей частью заимствованные у Голливуда, исламисты нового поколения вывели жанр террористических видео на новый уровень», — объясняют антропологи Сергей Зотов и Александра Мороз в философском журнале «Синий диван».

Новый киноязык джихадистов они изучали, закрывшись в квартире на несколько часов и неотрывно п­росматривая кровавые видео. Чтобы хоть как-то отвлечься от мрачняка на мониторе, антропологи ели пломбир. На улице жарило летнее солнце, а они как под микроскопом изучали ролики, найденные в dark web. «Абсолютно очевидно, что все происходящее реально и жертвы убиты, но я смотрел эти ролики как материал для исследования, поэтому ни радости от просмотра, ни апатии, ни отвращения — это был вынужденно безэмоциональный просмотр», — делится с GQ своими ­наблюдениями Зотов.

Автор исследования заметил, что ориентализм виден в каждо­м кадре — экшен происходит исключительно среди барханов и мечетей, то есть на территории, которая на Западе ассоциируется с Востоком. ИГ копирует не только старые клише, но воспроизводит культурные коды современности.

«В источниках исламского права нет установки, что врага нужно казнить изощренным образом, нет акцента на по­казательных формах жестокости. ИГ исхитряется, чтобы не повторять однотипные сцены убиения. Вот в Иране геев уже которое десятилетие стабильно вздергивают на строительном кране, а в игиловской калейдоскопичности форм умерщвления людей нет духа Корана», — рассказывает ­Салман Север.

МУЗЫКА ДЖИХАДА

«Брат мой, просыпайся скорее», «Мы будем двигаться вперед к совершенству», «Когда начинается война, мы бежим на нее» — говорят сами за себя названия треков лейбла Ajnād Foundation, который с 2013 года в халифате ответственен за идеологически верный саунд. Нашиды — это мужские песнопения без сопровождения музыкальных инструментов, так как их использование не допускается религией. Тем не менее в соцсетях полно треков, смонтированных под танцевальную музыку типа трэпа или дабстепа.
Молодежное подражание назвали jihadi cool. В нулевые образ джихадиста стал популярнее, чем гангстера из черного района. На селфи западных тинейджеров появились хиджабы, в России отголоском стало увлечение чеченским бардом Тимуром Муцураевым и паблик «Скинхеды & моджахеды», в котором пользователи лайками определяли, чье фото «няшнее» — национали­ста или исламиста.

Подборки игиловских гимнов на арабском, английском, французском, немецком, русском и турецком языках, несмотря на регулярные зачистки, по-прежнемуесть на YouTube, «ВКонтакте» и SoundCloud. Песни продюсировал ныне покойный гангста-рэпер Денис Кусперт по прозвищу Дезо Догг, а лирику сочиняет сирийская поэтесса Ахлям ан-Наср. В 2011 году она прославилас­ь призывами свергнуть сирийск­ого президента Асада. Девушку официально признали певицей джихада, ведь для арабов владение словом — это добродетель и почетное искусство.
Несмотря на афроамериканские корни, музыкальной подмогой выступает и рэп. Если ввести в поиск jihadi rap videos, то в десятках видео в духе МТV-клиповпоездку на Ближний Восток рекламируют как веселое сафари. На баттлах в арабском мире читают и за ливанскую «Хезболлу», и за египетских «Братьев-мусульман»: эмси обличают тиранов, прославляют Пророка и призывают к борьбе. Если джихадистские рэперы могут призвать к праведному ­образу жизни лишь на YouTube, то в том же Тунисе могут спокойно клубиться салафитские рэперы, ратующие за возвращение к корням мирными ­средствами.

ИДЕАЛИСТИЧЕСКАЯ КАРТИНКА

Фильмография ИГ не ограничивается боевиками. Например, в ленте «Щебет моджахедов» мирные жители рассказывают, как они довольны провозглашением халифата. Никогда прежде группировки не могли рассказать о гражданских успехах, а тем более упаковать их в симпатичную форму. Британского журналиста Джона Кэнтли, в отличие от его товарища Фоли, решили не убивать — он стал ведущим программы «Одолжите ваши уши». В первых выпусках он вслед за суфлером клеймил империализм. Затем, гуляя по Мосулу и другим оккупированным городам, расспрашивал жителей, как им классно живется при шариате. Возможно, это проявление стокгольм­ского синдрома — сестра заложника заявила, что он верит многому из того, о чем говорит. А может, Кэнтли правда в это поверил.