Резня в Египте: прошло три года, но запах смерти всё ещё чувствуется

Я жила в студенческом кампусе, где я чаще слышала выстрелы, чем суету первокурсников. Образ армейских снайперов с пистолетами мне так же знаком, как и громкие речёвки во время протестов у здания Каирского университета.

Я поступила на факультет экономики и политологии через 8 месяцев после начала революции в Египте. Во времена исторических перемен Каирский университет был домом для очень многих по-разному политически ориентированных студентов. Он был макетом напряженной политической обстановки на земле фараонов.

Никогда не приходилось мне наблюдать такую неспокойную атмосферу политической напряжённости и протестов студентов, которая существовала после сидячей забастовки на площади Рабаа Аль-Адавия [рус] сейчас известной как резня в Египте. Я видела, как стреляли в главные ворота, видела машины скорой помощи у университета и огромное количество слезоточивого газа, который применяли против демонстрантов, осуждавших кровавые действия египетских сил безопасности на площади Рабаа Аль-Адавия.

Ранним утром 14 августа 2013 года по всему Египту объявили чрезвычайное положение, так как силы безопасности начали жестоко разгонять демонстрантов, поддерживающих «Братьев-мусульман». Демонстранты выступали против свержения Мухаммеда Мурси, первого демократически избранного президента Египта и бывшего высокопоставленного должностного лица в организации «Братья-мусульмане». Эта забастовка привела к смерти 1000 людей за один день. Сидячая забастовка на площади Рабаа Аль-Адавия стала самой большой разогнанной забастовкой. Пока шла стрельба, там также были задействованы бронированные бульдозеры, а над площадью кружили вертолёты.

Это была зона военных действий.

Обстреливали полевой госпиталь, пока люди спешили убрать мёртвые тела подальше от огня. А у врачей была одна минута, чтобы спасти человека.

Я помню одно просочившееся в интернет видео, где доктор кричит: «Грудь взорвалась, голову разнесло, мозг наружу. Это конец. Что я могу сделать? Что я могу сделать?»

Меня не было там.

Меня не было там, но я видела отснятые материалы. Я видела фотографии, которые врезались в мою память в ту же секунду, как я их увидела. Фотографии сгоревших палаток, одежды, запятнанной кровью, плачущих матерей. Я видел фотографию одной молодой девушки, рыдающей на груди её брата, испускающего последний вздох.

Меня не было там, но я видела мою лучшую подругу, оплакивающую её кузена, которому выстрелили в шею. Я помню, как трясущимся голосом она говорила мне по телефону, что они не могут найти его мёртвое тело среди остальных. Я помню звук её плача.

Меня не было там, но в одной мечети Каира я увидела ряды трупов в белых гробах, которые ждали своих родственников. Это было похоже на кладбище. Это выглядело как покойницкая после какой-нибудь битвы, где тела покрыты льдом, а ледяная свежесть перебивает запах гниения.

Меня не было там, но я видела одну мать, которая рассматривала лица мёртвых людей в морге и среди этих сгоревших и обстрелянных тел искала своего сына.

Меня не было там, но я узнала, что застрелили моего одноклассника, когда он бежал в южную часть лагеря.

Так что тогда я была там.

Я была там, когда смотрела, как представители СМИ благословляют эти акты убийства. Благословляют тиранию, угнетение людей и массовое истребление тех, кто не принял нетолерантные политические программы. Я была там, когда убитых назвали «террористами», а убийцы стали «спасителями».

Я пережила всё это.

Площадь сейчас выглядит как любое оживлённое место Каира. Сегодня никто не помнит, что не так давно им бы пришлось пересекать площадь под выстрелами снайперов, чтобы добраться до её другой стороны.

Звук пуль отдается эхом у меня в голове, когда бы я ни проходила мимо этой площади. Скучная и беззаботная картина переполненных машин возрождает воспоминания. Она напоминает о вдыхании слезоточивого газа, и кажется, что эта статуя с двумя руками, представляющая полицию и армию, покрыта кровью.

Во всех моих мыслях я вместе с жертвами Резни в Египте. Запах смерти все ещё чувствуется.