Почему Запад пытается очернить «политический ислам»?

В предисловии к английскому изданию книги Франсуа Буга «Понимание политического ислама» автор Паскаль Меноре рассказывает, что эта книга — «подводит итог открытиям французского ученого, который избежал уютного - и часто самодовольного - западного «научного анклава», чтобы исследовать одно из наименее понятных ему политических движений: исламское движение".

Одним из многих преимуществ книги является то, что она предлагает нам анализ политического ислама, который не запятнан и не искажен западными предрассудками, идеологиями, абстракциями и фантазиями о «таинственном востоке», которые так часто фигурируют в анализах других исламоведов.

Исламский/исламистский образ «Другого» у Бурга историзирован и гуманизирован, в отличие от очерняющих карикатур, которым на протяжении десятилетий служили практически всем западным СМИ и политикам в качестве нового врага — «Зеленой исламистской угрозы», пришедшей на смену «Красной коммунистической угрозе», которая перестала быть актуальной с распадом СССР.

Книга «Понимание политического ислама» — это частично автобиография, частично путевые мемуары и частично аналитическая работа, где Бурга не только пересматривает свои предыдущие работы на эту тему, но и обновляет их, особенно в отношении «арабской весны» и ее последствий. Книга представляет собой синтез размышлений и исследований, которые накопились у автора за всю его жизнь, об исламизме и исламском политическом активизме.

Спектр политического ислама

Бурга без труда объясняет как разнообразие, так и специфику различных исламистских движений по всему миру, а также рассматривает их общие черты.

Он напоминает нам, что «исламизм» отнюдь не является тем страшным, жестоким, антидемократическим и опасным монолитом, которым он стал в течение многих лет в западных СМИ и в словах политиков, где он сейчас систематически и ошибочно ассоциируется в лучшем случае с «фундаментализмом» и религиозным «экстремизмом», а чаще всего — с террористической активностью.

В реальности эти группы, движения и партии часто радикально отличаются друг от друга. Спектр политического ислама включает в себя как террористические группы, такие как «Аль-Каида» и Исламское государство, так и «Братья-мусульмане» Египта при первом демократически избранном президенте страны Мухаммеде Мурси и другие мирные партии, такие как тунисская «Ан-Нахда», оказавшая глубокое влияние на политическую жизнь этой страны в области демократизации.

Ни одно из этих движений не является статичным и не застраховано от изменений. Отнюдь нет: они обычно эволюционируют с течением времени. Какие-то могут радикализироваться, а какие-то наоборот становятся более умеренными.

Дебаты Кепель-Руа-Бурга

В несколько упрощенной типологии основных французских СМИ Франсуа Бурга был назван «третьим человеком» после гораздо более известных политологов Жиля Кепеля и Оливье Руа.

Хотя многое написано о теоретическом соперничестве между тезисом Кепеля о «радикализации ислама» и обратной теорией Руа об «исламизации радикализма» — при том, что другие аналитики утверждают, что оба эти тезиса не являются несовместимыми, а дополняют друг друга — Бурга, третья по значимости фигура французской науки об исламе (третья по уровню медиа-внимания, но непревзойденная по аналитической силе), отверг и то, и другое.

Бурга выступает за качественно иное объяснение исламизма и джихадизма. Его отправной точкой является западный империализм, наследие колониализма и неоколониализма, а также продолжающаяся дискриминация европейских обществ.

Во Франции внимание СМИ к исламоведам в первую очередь определяется тем, вписываются ли они в групповое мышление и доминирующую повестку об исламизме - иными словами, продвигать идею о «Зелёной угрозе» политического ислама. Как это делает Кепель, например.

Если Кепель и его многие ученики подчеркивают религиозные, теологические и идеологические измерения «религиозного экстремизма» (включая ненасильственный тип), и если Руа и другие подчеркивают его психологические и даже психиатрические аспекты, Бурга ре-контекстуализирует, реисторизирует, и, прежде всего, реполитизирует исламизм и джихадизм, не предполагая, что первое естественным образом ведет ко второму, как это делают Кепель и Руа в своих трудах и в своих комментариях для французских СМИ.

Поиск первопричин

Для Бурга, как Кепель, который «приписывает решающую роль влиянию религиозной доктрины на общество», так и Руа, который пытается объяснить исламизм и джихадизм через такие парадигмы, как нигилизм — это персонажи, которые «путают симптомы с причинами». 

Их теории похожи на «деревья, скрывающие политический лес» и вводят людей в заблуждение, заменяя фундаментальные политические первопричины религиозными, идеологическими, психологическими или психосоциальными причинами.

Западные исламоведы и специалисты по Ближнему Востоку, говоря о радикальных проявлениях тех или иных групп, часто забывают колониальную и нео-колониальную политическую и историческую подоплеку этих явлений, включая господство в западном обществе образа «мусульманского другого»;  забывают о насилии, которое принесло и приносит мусульманам, куда больше страданий, чем сами «джихадисты»; отказываются принимать во внимание огромную ответственность немусульманских акторов, таких как западные правительства, и их, как правило, деспотичных арабских союзников, которые легитимизируют свое насилие через «борьбу с исламизмом». По мнению Бурга, такие исламоведы являются соучастниками французского (или любого западноевропейского) националистического и империалистического неоконсерватизма. 

Аналитически и политически они затуманивают реальные движущие силы, наряду с фундаментально политической, реакционной и оппозиционной природой исламизма и джихадизма.

Для Бурга исламизм и джихадизм — это не идеологии «возвращения религии» или «божественной мести», а попытки возвращения ислама к центральному месту на международной геополитической арене. Или хотя бы на местном, внутриполитическом уровне. 

Ответный терроризм

Вдали от психосоциальных, религиозных и доктринальных «спазмов», описанных Кепелем, Руа и прочими учеными, исламизм и джихадизм являются прежде всего массовыми протестами мусульман имеющих политическое самосознание. Эти протесты связаны с постколониальными страданиями, с борьбой против западного и советского вмешательства на Ближнем Востоке, с той исламофобией, которая царит как во внешнеполитическом дискурсе Запада, который «душит» любое политическое проявление ислама, так и во внутриполитическом дискурсе.

Таким образом, даже джихадизм представляет собой вовсе не «насилие» а «контрнасилие» — это логическое следствие того, что делают по отношению к мусульманскому населению и страны Запада, и местные деспотичные правительства, которые получают поддержку Запада и России.

Поэтому нет необходимости ссылаться в качестве коренных причин на «радикализацию ислама», «салафизм», «ваххабизм» или другие религиозные, богословские, психосоциальные или даже сексуальные патологии. С ними или без них токсичная политическая и геостратегическая местность, на которой возникли такие группы, как «Аль-Каида» и ИГ, неизбежно вызывает реакции аналогичного, порой насильственного, характера.

В качестве наглядного примера можно привести Ирак, находившийся под военной оккупацией США, который не нуждался в «исламизации», чтобы неизбежно возникло вооруженное сопротивление. Тем не менее, идеологическая функция абстрактных теорий, таких как теории Кепеля и Руа, состоит в том, чтобы отрицать вину за происходящее, постоянно ссылаться на какие-то третьи факторы и поддерживать иллюзию того, что «их бомбы не имеют ничего общего с нашими» или создавать миф о том, что «наши бомбы взрываются только в ответ на их бомбы».

Неполиткорректная истина

Бурга неустанно повторяет неполиткорректные истины, которые никто не хочет слышать, в том числе и то, что «предпосылкой долгожданных демократических преобразований не является исключение исламистов из политической сферы. Наоборот — их включение, как показывает практика, этот процесс и запускает. Народ Ближнего Востока при наличии демократических выборов зачастую выбирает исламистов. А если они даже не становятся правящей партией, то в любом случае их роль в политической жизни страны становится весьма важной.» Однако, из-за того вызова, который исламисты бросают Западным странам, они лишь сохраняют надежды на то, что исламисты или исчезнут, или их уничтожат. Решение же большинства текущих политических кризисов зачастую заключается лишь в необходимости интеграции исламистов в политическую сферу. 

Он отмечает, что «исламский ориентир» этих движений никоим образом не является «догматическим, нематериальным тупиком, оторванным от истории или невосприимчивым к переменам», и что терроризму не будет конца до тех пор, пока западные государства и общества не признают, что их политика есть тот фактор, который всячески заставляет политически активных мусульман уходить в политическое подполье и брать в руки оружие.

Они должны начать с того, чтобы положить конец своей «непоколебимой поддержке режимов, подобных режиму ас-Сиси в Египте;  поддержке антирелигиозных элит, маргинализированных в их собственных обществах; и даже союзника Израиля". Текущая политика, отмечает Буга, служит лишь  «обостряет радикальную, реактивную угрозу, от которой эта политика как раз и вроде как должна нас уберечь».

Увы, до сих пор такие здоровые рекомендации никем не услышаны.

Бурга настаивает на том, что на карту поставлено не только теоретическое разногласие, но и правильное понимание политического ислама. Вопрос в том, какое представление «другого мусульманина» будет доминировать в общественной сфере, что влияет на то, как мы относимся к другим странам и местному мусульманскому населению.

Поэтому крайне важно, чтобы мы перестали неправильно понимать феномен роста и распространения исламизма — чтобы в один прекрасный день Запад смог наконец-то наладить более рациональные, взаимовыгодные отношения с исламом и его более чем 1,5 млрд. общиной. 

Вызов западному империализму

Так что же такое «исламизм»? В анализе Бурга, и опять-таки вопреки общественному мнению, он «является не столько результатом идеологии, сколько производным от новых политических идентичностей». Точно так же Глобальный Юг — это «регион, чья специфика — это не столько его религия или культура, сколько его положение за кровавыми границами Запада».

Исламизм в гео-политическом смысле —  это «глобальная борьба мусульман против колониального угнетения и постколониального модернизма», с помощью которого новые независимые страны стремились модернизироваться по европейскому образцу. 

Исламизм стремится организовать сопротивление как продолжающемуся напору Запада на гегемонию, так и коррумпированным, местным компрадорским и национальным элитам.

Исламизм — это фундаментально реактивное и оппозиционное политическое движение, которое по сути, является продолжением долгой исторической борьбы за независимость от западного господства. «Это продолжение той самой борьбы за независимость» — пишет Бурга в своей книге.

«Новый голос Юга»

Исламизм во всех его вариантах действительно является «новым голосом Юга» - голосом, который порожден и исламом, и историей. Историей, в которой мусульмане пострадали и от рук иностранных колониальных государств, и от авторитарных арабских государств. В прочтении Бурга, он исторически представляет собой третий этап деколонизации, продолжая антиимпериалистическую борьбу за независимость теперь уже против окостенелых националистических движений, таких как БААС.

Помимо обретения политической и экономической независимости или, по крайней мере, дистанцирования от Запада, исламизм в настоящее время «начинает успешно завоевывать идеологическую территорию, некогда потерянную на Севере».

По своей сути, и независимо от того, какие формы он принимает — будь то сверх-демократичные, как Ан-Нахда, или яростно террористические, как ИГ, — исламизм является продолжением длительного процесса самосознания Юга. Как таковой, он угрожает господству западных империалистов, их влиянию и контролю над этими странами, народами и культурами. 

Поэтому неудивительно, что Запад очерняет и стремится искоренить даже самые демократические и мирные проявления исламизма, учитывая, что исламизм — это единственная сила в регионе, которая способна положить конец европейской/советской/американской и прочей иностранной гегемонии.