Жестокость ИГИЛ в отношении мирных иракцев растет: почему мир молчит?
В Ираке почти ежедневно происходят теракты, но никто не делает политических заявлений, не приспускает флагов; и все-таки люди не теряют стойкости и надежды.
США и войска коалиции продолжают атаковать территории Ирака, занятые ИГИЛ, а сухопутные иракские войска готовятся отбивать у террористов Мосул. По мере сдачи своих позиций в Ираке ИГИЛ ужесточает насилие против мирных граждан.
В воскресенье, 31 июля, террорист-смертник взорвал КПП в Багдаде, жертвами взрыва стали 14 человек. Предыдущий теракт в городе произошёл 3 июля. Я уехал из этого города и попросил убежища в США, а в Багдаде у меня остались родственники и друзья, многих уже нет в живых. Этот теракт произошел в районе Карада, куда мы обычно ездили по выходным. Через несколько минут после теракта мои родные и друзья стали выкладывать в сеть фотографии близких, оставшихся в Караде, с просьбами сообщить о них любую информацию.
Скоро я узнал, что одним из 300 погибших в этом теракте стал мой друг Адел аль-Джаф (Adel Al-Jaf), адвокат и профессиональный танцор. Он приехал в Караду за покупками к предстоящей свадьбе. Эта новость меня потрясла, мне было ужасно жаль невесту Адела, его родителей, братьев и семьи других жертв. И я чувствовал злость оттого, что не могу горевать, как раньше, когда бессмысленные жертвы не были столь частыми.
Уже более 13 лет Соединенные Штаты возглавляют военную коалицию, которая вторглась в Ирак, развязала кровавую войну, обернувшуюся еще более кровавыми событиями, которые унесли жизни более 1 млн иракцев. После гибели Адела я просмотрел список моих друзей в соцсетях и сосчитал, что за последние 10 лет в Ираке погибло еще 103 человека из нашего круга.
Несмотря на то, что после 11 сентября 2001 года это был один из самых кровавых терактов, я заметил, что за пределами Ирака он вызвал мало эмоций. Почти никаких политических заявлений, никаких приспущенных флагов, никто не сменил аватары. Похоже, что мир, так же как я, утратил способность по-настоящему скорбеть, утратил способность обращать внимание на гибель иракцев. Чем эта атака отличается от зверств террористов в США, Германии, Франции, Бельгии? Сколько иракцев, афганцев, ливийцев, йеменцев, сирийцев, пакистанцев, бангладешцев, суданцев, турок, сомалийцев, нигерийцев, кенийцев, палестинцев и других народов глобального юга должны погибнуть, чтобы это привлекло внимание Запада? Каков сегодня обменный курс человеческой жизни в мировых СМИ?
Убийство десятков или сотен — не конечная цель терроризма. Эти события приводят к большему: они сеют раздоры, страх, нагнетают расистские и ксенофобские тенденции, что, в свою очередь, играет на руку террористам и расширяют ряды их приверженцев. Вот как они побеждают на самом деле. Игнорируя атаки в Азии или Африке, мы способствуем формированию представления, что теракты в «мусульманском мире» не идут в сравнение с терактами на Западе.
Будучи иракцем, я родился и вырос в контексте войны и конфликта, но я против того, чтобы считать иракцев либо террористами, либо их жертвами. Одновременно я склоняю голову перед их стойкостью, силой и решимостью наперекор десятилетиям колониализма, диктатуры, войн, оккупаций, экономических санкций, политических репрессий, кровопролитной межконфессиональной розни и постоянных террористических атак. Говорят, время лечит, но моё поколение иракцев никогда не вылечится от ран войны. Время не вылечит, если причина ран никуда не делась.
Буквально через несколько часов после теракта в Караде на улицы вышли тысячи иракцев с требованиями справедливости и возмездия. Толпы людей на улицах, несмотря на ежедневную угрозу теракта — это зрелище говорит об уникальной стойкости и надежде. Иракцы продолжают ждать и трудиться ради лучшей жизни — и в самой стране, и беженцы на чужбине.
Мне было особенно трудно смириться с утратой Адела — наверное, из-за того, что он символизировал. Адел бросил вызов социальным, политическим, религиозным нормам и стал танцором. Он танцевал и на багдадских улицах, и на нью-йоркской сцене. Адел был воплощением надежды на лучшее будущее, живым доказательством того, что в Ираке еще есть красота, несмотря на то, что со всех сторон наступают смерть и разруха.
Как-то мы с Аделом говорили о том, что значит пережить войну. Это во многом похоже на перелом ноги, который никогда не заживает до конца: он дает о себе знать при смене погоды, когда ты поворачиваешься, бегаешь, карабкаешься — иногда непонятно почему — но ты учишься жить со своей хромотой и, возможно, даже танцевать. Вот такое будущее иракцев я себе представляю. По-своему, но мы все всё равно пытаемся танцевать, как это делал Адел.
Хайдер Ньюмани (Haider Newmani)
